Федеральная лезгинская
национально-культурная автономия

Из-за схожести начертаний буквенных знаков православные монахи-греки поначалу приняли 142 новооткрытых рукописи за армянские, но при более внимательном изучении алфавитов допустили, что они могут быть и грузинскими. Последнее предположение было полностью подтверждено Патриархом Грузии Илией II, который посетил монастырь в 1984 г. Соответственно, вместе с 85 ранее известными грузинскими кодексами библиотеки фонд грузинских рукописей монастыря составил 227 единиц.

В 1990 г. для каталогизации и микрофильмирования грузинских рукописей в монастырь были приглашены специалисты Института рукописей им. К. Кикелидзе Академии наук Грузии во главе с директором института, проф. З.Н. Алексидзе. Грузинские ученые за отведенное им короткое время инвентаризировали находки, снабдив их самыми общими описаниями. Выявление такого числа средневековых текстов всегда знаменательно, но ничего не предвещало неожиданностей. Правда, в одном из грузинских палимпсестов нового синайского собрания под инвентарным номером Sin.Geo. N 13 был зафиксирован еле различимый нижний слой текста, написанного на неизвестном алфавите. Вследствие плохой видимости этот алфавит первоначально был принят за эфиопский.

Во время второй поездки в 1994 г. грузинские археографы перешли от кодикологической работы к восстановлению отдельных рукописей и их сборников (кодексов), чтению фрагментов грузинских текстов на рукописных страницах, разрушенных в различной степени, их идентификации. Тогда же было установлено, что 15 рукописей из грузинской коллекции практически «окаменели». В один из последних дней командировки З.Н. Алексидзе обратил внимание на то, что на уголках страниц одного из палимпсестов под инвентарным номером Sin.Geo. N 55 под верхним слоем грузинского текста явственно проявился нижний слой с буквами, стилистически похожими на армянские и грузинские, но не идентифицируемыми ни с одними из них. Оказалось, что буквы этого алфавита идентичны с теми, что были выявлены на нижнем слое палимпсеста Sin.Geo. N 13, но, в отличие от них, были гораздо более ясными. По рассказу самого исследователя, виной тому был пожар: нижний текст стал проявляться из-под верхнего из-за термического воздействия на пергамент и «окаменелости».

Сопоставив неизвестные письмена со всеми известными алфавитами, в том числе албанским алфавитом из Матенадарана и албанской эпиграфикой Азербайджана, исследователь идентифицировал тексты как кавказско-албанские. Для этого пришлось самостоятельно, не имея никакого специального оборудования, кроме фонаря, пытаться разобрать текст на просвет, стараясь вычленить максимальное число буквенных знаков и их сочетаний. Такая работа проводилась во время командировки З.Н. Алексидзе в 1996 г. По признанию ученого, в результате этой командировки зрение у него заметно ухудшилось, но зато появился материал, который позволил начать работу по расшифровке кавказско-албанского текста. По существу, это был настоящий научный подвиг. На основе полученного с таким трудом материала удалось уточнить значения многих букв кавказско-албанского алфавита и уверенно установить наиболее употребительные сокращения, такие как «Бог» и «Иисус Христос». Уже через год появилась первая публикация о синайских находках, ставшая подлинной научной сенсацией[2].

В 2000 г. в рамках масштабного проекта по электронной документации кавказских языков ARMAZI, поддержданного Фондом Фольксвагена (Volkswagen Stiftung), в монастыре были сделаны ультрафиолетовые фотографии рукописей, которые оказались единым кодексом. Было установлено, что на 242 страницах кодекса содержится текст на кавказско-албанском языке, из которых 126 страниц, написанных более крупными буквами, представляли собой текст лекционария, а 112 страниц ― Евангелие от Иоанна. Текст на четырех страницах безвозвратно утерян. Кроме того, нижний слой содержал также небольшие фрагменты текстов на армянском, сирийском и грузинском языках. Полученные снимки позволили начать планомерную работу по расшифровке кавказско-албанского текста.

Ключом к расшифровке оказалась кодикология грузинских и армянских палимпсестов. Поскольку большая часть новооткрытых грузинских рукописей имели литургический характер, у З.Н. Алексидзе возникла мысль о том, что и албанский манускрипт мог представлять собой лекционарий ― сборник годичных литургических чтений[3]. В грузинских и армянских лекционариях заголовки библейских фрагментов написаны более мелкими буквами. Сопоставление с ними заголовков из кавказско-албанского палимпсеста Sin.Geo. N 55 позволило дать транскрипцию нескольких десятков таких заголовков, идентифицировать имена апостолов и евангелистов, выявить числовые обозначения апостольских посланий и священных имен. Сравнивая библейские топонимы и имена с соответствующими армянскими, грузинскими и удинскими словами, удалось установить значения всех букв и расшифрована значительная часть рукописи.

Большой объем работы по чтению и переводу палимпсестов, а также их анализу выполнили Йост Гипперт, Вольфганг Шульце и Жан-Пьер Маэ. Й. Гипперт и В. Шульце завершили расшифровку текста, начатую З.Н. Алексидзе. Кроме того, В. Шульце составил словарь морфем кавказско-албанского языка и опубликовал лингвистический анализ отрывка из 2-го послания к Коринфянам. В 2004 г. при помощи специального оборудования были сделаны мульти-спектральные фотоснимки всех листов манускрипта и началась работа над изданием текстов[4].

Введение посвящено истории Кавказской Албании, с особым акцентом на происхождение и судьбу албанской письменности.

Раздел 1 является кодикологическим: в нем как раз рассказывается об открытии рукописей, их оцифровке, приводятся описания структуры и содержание рукописей отдельно по слоям: верхнему ― грузинскому и нижнему ― албанскому.

Раздел 2 ― лингвистический, в нем исследуются фонология, морфология и синтаксис кавказско-албанского языка, его место в существующей системе классификации языков.

Раздел 3 содержит латинскую транскрипцию албанского текста и перевод на английский язык фрагментов Библии. Из книг Нового Завета это: рукопись Евангелия (Евангелие от Иоанна); рукопись лекционария (включает в себя отрывки из Евангелий от Матвея, Марка и Луки, Деяний Апостолов, Соборных посланий и Посланий Павла). Из книг Ветхого Завета: Книга пророка Исайи; Псалмы (фрагменты).

Раздел 4 представляют различные указатели ― именные, географические, терминологические и др.

Второй том издания (267 стр.), продолжая нумерацию разделов первого тома, включает разделы 5, 6 и 7. В них детально описаны сами тексты, приводятся их фотографии и переводы[6]. Для восстановления лакун в рукописях исследователи использовали конъектуры, выделив их отдельно в транскрибированном тексте.

 

Что конкретно они имеют в виду под лезгинским характером языка, детально описано ниже в нашем специальном исследовании о народах и языках Кавказской Албании, которое вошло в данный сборник. К лезгинским языкам, кроме собственно лезгинского, относятся удинский, табасаранский, агульский, рутульский, цахурский, будухский, крызский и арчинский. Исследователи албанских палимпсестов не только подтвердили высказанный еще А.Г. Абрамяном[8] тезис о том, что в основе кавказско-албанской письменности лежит один из языков лезгинской группы, но и уточнили этот вопрос, определив язык палимпсестов как наиболее близкий к современному удинскому (см. ниже). Тем самым была поставлена точка на спекуляциях по этой теме. Если выводы А.Г. Абрамяна и его последователей оспаривались как гипотеза, то результаты исследований кавказско-албанских палимпсестов не оставляют простора даже для изощренной фантазии.

Появление надежно атрибутированных источников кавказско-албанской письменности создает благоприятные условия для обсуждения многих спорных аспектов истории Кавказской Албании, но оно вряд ли снизит конфронтационность в этой области знаний, поскольку история кавказско-албанских племен тесно связана с проблемами этногенеза и этнической карты Восточного Кавказа, исторической принадлежности тех или иных территорий. В различной степени проблематика темы затрагивает Азербайджан, непризнанную Нагорно-Карабахскую Республику, Армению, восточные районы Грузии (Кахетию), южные области России, точнее ― Дагестан. История Кавказской Албании до сих пор чрезвычайно современна, хотя до публикации албанских текстов кавказские албаны оставались в определенной степени таким же загадочным фантомом, как и хазары: несмотря на обилие сведений письменных источников о них, споры относительно их происхождения, племенного состава и этнической принадлежности никогда не прекращались.

Особую остроту дискуссиям по Кавказской Албании придает неразрешенность ситуации вокруг Нагорно-Карабахского конфликта. Вероятно, стоило бы отделять академические, в частности источниковедческие и исторические аспекты темы от идеологических и политологических, а также от проблематики этнологии, социологии истории и культуры с ее детерминантом проблемы идентичности. Выведение политических аспектов проблематики, которая на Южном Кавказе все еще сохраняет свою злободневность, за скобки основной темы, возможно, позволило бы несколько снизить эмоциональный градус общественных дискуссий, основанных на противоположных исходных посылах, и деполитизировать изучаемую научную тему, сместив акценты с изучения политической и этнической истории на комплексное изучение новооткрытых албанских текстов. Истории Кавказской Албании долгое время не везло, не повезло и теперь, в постсоветское время: результаты исследований в данной области сразу становятся аргументами в руках сил, вовлеченных в карабахский конфликт (ср.: политизацию раскопок городища в Арцахе, идентифицируемого некоторыми исследователями с Тигранокертом, с последующими выводами). Многие исследователи и поныне остаются заложниками этой ситуации, несмотря на то, что, как показывает мировой опыт решения подобных конфликтов, исторические аргументы никогда не оказывались решающими в реальной политике. К сожалению, везде, где кавказско-албанские штудии неразрывно связаны с местной историей, научные исследования все еще продолжают оставаться под влиянием властей и общественности.

В истории Кавказской Албании можно выделить ряд проблем, которые в наибольшей степени искажаются в угоду политическим интересам. Проблема этнической принадлежности албан имеет невероятную общественно-политическую остроту, прежде всего, из-за этнокультурного наследия Кавказской Албании. В Азербайджане эту тему актуализируют не только продолжающиеся дискуссии об исторической принадлежности территории Нагорного Карабаха, но и объективные трудности в формировании этнической и гражданской идентичности сложного по своему составу азербайджанского народа.

 

При этом необходимо признать, и на это неоднократно указывали исследователи, что кавказско-албанские племена сыграли немаловажную роль в этногенезе и формировании азербайджанского народа. Впрочем, подобным образом поступают и некоторые лезгинские интеллектуалы: культивируемое ими прямое сопоставление кавказских албан с современными лезгинами точно так же неправомерно с исторической точки зрения.  

Вторая важная, актуализированная и крайне политизированная проблема связана с определением границ Кавказской Албании, особенно южных рубежей. Условно ее можно назвать проблемой правобережья, поскольку Нагорный Карабах (Арцах), значительная часть которого именовалась Цавдек и коренных жителей которого (цавдеев) Мовсес Хоренаци недвусмысленно относил к албанским племенам, находился именно на правобережье Куры. Большинство армянских исследователей настаивает на том, что территория Албании не распространялась южнее Куры (за исключением в основном периода после раздела 387 г., марзбанства и Михранидов), причем они акцентируют внимание не только на границе политической, но особенно ― этнической: по их мнению, река Кура была границей двух различных этнических общностей. Тем самым, в частности, отрицается сам факт кавказско-албанского происхождения автохтонов некоторых исторических областей правобережья. В свою очередь, азербайджанские исследователи порой значительно сдвигают на юг политические и этнические границы Кавказской Албании.

Учитывая то обстоятельство, что международный статус Нагорного Карабаха до сих пор не определен, можно не сомневаться в том, что обе указанные проблемы останутся чрезвычайно актуальными в ближайшей перспективе. Посему, полагаем, до полной деполитизации истории Кавказской Албании все еще очень далеко. Тем не менее, очевидно, исследователи должны в полной мере учитывать причины, которые политизируют историю, и относиться к этому с некоторым пониманием.

Признавая кавказских албан близкими по происхождению и языку восточнокавказскими племенами, многие исследователи, тем не менее, стараются сегодня избегать даже упоминания о лезгинских или в целом дагестанских народах, замалчивать их этническую, этнокультурную сопричастность. Такой подход, обусловленный общественно-политическими условиями, в которых оказались исследователи, можно считать меньшим из зол, но он объективно упрощает задачу реализации определенного политического заказа.