Калашников для студента
Для Северного Кавказа массовое закрытие «неэффективных» вузов и филиалов обернется катастрофой
Президентский полпред Александр Хлопонин уже несколько раз предпринимал попытки навести порядок на вузовском рынке Северного Кавказа. Ничего путного пока не удалось. И не получится. Ведь образовательная реформа в регионе невозможна без коренного изменения всей экономической политики.
Как ни покажется парадоксально, но разом уничтожив все «липовые» вузы, власть добьется прямо обратного эффекта – кавказская молодежь еще активнее будет хвататься за автоматы и ружья. Ведь ей идти больше будет некуда, кроме как «в лес».
Под фиговым листком
Первого сентября 2012 года, выступая на торжественном собрании в Ставропольском аграрном университете, Александр Хлопонин сделал заявление, которое быстро разлетелось по федеральным и региональным СМИ. Полпред обещал, что до конца года на Ставрополье будут закрыты полсотни филиалов вузов. «Филиал, который попался на штамповке дипломов, мы закроем, а сам вуз заставим забрать студентов в головное учебное заведение. Даже если оно находится в другом регионе страны!» – заявил Хлопонин.
Его угрозу восприняли всерьез. Ведь незадолго до этого в крае завершилась большая проверка университетов, которую провели Рособрнадзор, прокуратура и Совет ректоров. По ее итогам были закрыты несколько филиалов (в том числе вполне респектабельного СГУ – Ставропольского государственного университета).
«Вузы превратились, по сути дела, в конторы по выдаче, извините, платных дипломов…. Лет 20 назад у нас было в крае всего шесть вузов, теперь – 76… Перекошен и рынок труда, и молодежь, по сути дела, не учится, начинает тусоваться», – так два года назад характеризовал ситуацию в образовательной сфере Ставрополья губернатор Валерий Гаевский.
«Есть некоторые студенты, которые приезжают учиться, но на самом деле фактически не учатся, а просто проживают в общежитии, занимают бюджетные места и по-хамски себя ведут», – это уже слова депутата Госдумы от Ставрополья Ольги Казаковой (сказанные, правда, в бытность ее еще главой краевого комитета по делам молодежи).
Как видно, политики Ставрополья тоже всерьез озабочены проблемой качества «вышки» – высшего образования. Однако все мои попытки выяснить в полпредстве, что это за вузы, которые хочет прикрыть Хлопонин, и что произойдет со студентами каждого из них, не увенчались успехом. Сотрудники полпредства в один голос говорили: вся информация есть лишь у самого полпреда.
Не нужно шашек наголо!
Время шло, а обещание Хлопонина все не выполнялось… И вот уже учебный год подошел к концу, но ни одного «неэффективного» вуза или филиала на Ставрополье так и не закрыли. И даже не озвучили, к каким именно образовательным учреждениям есть претензии.
Почему так произошло? Похоже, в полпредстве просто взвесили все возможные плюсы и риски столь массовой «прополки» образовательного поля. В том, что бороться с вузами-«паразитами» необходимо, нет никакого сомнения. Нюанс, однако, в том, что на Северном Кавказе такая борьба – когда шашки наголо, и давай всех рубать – может привести к опасным и необратимым социальным последствиям.
Говорится об этом в недавно опубликованном аналитическом докладе «Источники конфликтов и развития на Северном Кавказе» (без труда можно найти его и на сайте «Кавказской политики»). Пожалуй, это самый серьезный документ о ситуации в Кавказском регионе, изданный за последнее десятилетие в стране. Его авторы – экономист Денис Соколов, политолог Николай Силаев и журналист Хабиб Магомедов, оперируют огромным массивом социологической информации: результатами работы в фокус-группах, экспертных и персональных опросов.
Авторы доклада приводят к простому выводу: большинство проблем в северокавказских обществах связано с экономическими причинами, а именно – с распадом привычных систем хозяйствования. Развалена промышленность (или «городская» экономика), сельское хозяйство, логистика… Люди, в советское время массово занятые на селе, теперь вынуждены продавать по бросовым ценам землю и в поисках лучшей доли массово ехать в города. Но и здесь также нет «работающей» урбан-экономики – так что гигантское количество людей оказывается просто не востребовано.
«Отсутствие защиты со стороны государства вызывает к жизни архаичные инструменты обеспечения коллективной безопасности. А рост неравенства на фоне полной приватизации судебной системы лучше любого проповедника восстанавливает общество против государства», – обрисовывают авторы доклада ситуацию в регионе.
От нацизма к терроризму
В 1995 году американский социолог Грэхэм Фуллер описал феномен youth bulge – что примерно можно перевести как «молодежный пузырь». Это демографический феномен, характерный для слаборазвитых стран и территорий: переизбыток незанятой молодежи, которая из-за отсутствия постоянного заработка не имеет возможности создать семью, не имеет четких жизненных ориентиров и перспектив. И потому в этой среде зреет революционное «зерно» – она готова выходить на улицы, легко поддаваясь на любую пропаганду.
Сам Грэхэм Фуллер в многочисленных монографиях описывал феномен youth bulge на примере исламских стран Ближнего Востока (включая Магриб). В частности, он отмечал, что многократно проявлялся этот феномен и на постсоветском пространстве: например, в Таджикистане в преддверии гражданской войны (когда с правительством сражались радикальные исламисты) и во время «тюльпановой» революции в Киргизии.
Коллега Фуллера, немецкий социолог Гуннар Хейнсон трактовал понятие youth bulge намного шире – в число его последствий помимо терроризма он включал европейский колониализм, итальянский фашизм, немецкий национал-социализм, африканские межэтнические конфликты (вроде резни в Дарфуре).
Youth bulge наблюдается сегодня и на Северном Кавказе. Достаточно обратиться к цифрам статистики: по данным Всероссийской переписи населения самыми «молодыми» регионами страны являются именно северокавказские республики. В Чечне средний возраст жителей – 27 лет, в Ингушетии – 28 лет, в Дагестане – 31 год.
В сравнении с предыдущей переписью 2002 года количество детей и подростков в целом по стране уменьшилось на 14% (более чем на 3 млн. человек). Наименьшими темпами депопуляция шла на Северном Кавказе – за этот же «межпереписной» период, скажем, в Карачаево-Черкесии количество лиц моложе трудоспособного возраста уменьшилось лишь на 2%, в Дагестане – менее, чем на 1%. А Чечня оказалась единственным регионом страны, которую депопуляция вообще не затронула, – здесь детей и подростков стало больше на 12% (в абсолютных числах – это 46 тысяч человек).
Причем, по статистике, именно в республиках СКФО «вымывание» молодежи происходило намного быстрее в сельской местности, нежели в городах. Это объясняется теми причинами, о которых говорят авторы доклада «Источники конфликтов и развития на Северном Кавказе» – молодежь массово бежит из сельской местности в города.
Накликают катастрофу
Сегодня именно вузы являются тем механизмом, который позволяет «отводить» избыточную молодежную энергетику (ту, что не обустроенная в жизни молодежь направляет, согласно теории youth bulge, на политический радикализм и религиозный террор). Закрыть эти вузы чиновникам охота, но это вовсе не панацея от всех проблем Северного Кавказа, как хотелось бы думаться бюрократу.
Ведь при этом тысячи ребят окажутся на улице, лишний раз укрепившиеся в радикальных мыслях о том, что они не нужны своему государству. Собственно, так и есть – не нужны. Ведь почти не работающие и насквозь коррумпированные вузы – это едва ли не единственный оставшийся в регионе «социальный лифт» для молодых (с основном, конечно, из сельской местности).
Хотя «лифт» и работает с перебоями, пыхтя и скрежеща: в условиях массового притока низко образованной, но имеющей деньги (например, за счет продажи родителями земли и жилья) молодежи говорить о высоких вузовских стандартах на Северном Кавказе наивно. Альтернативой могла бы быть система среднего профтехобразования, но она полностью разрушена.
Мириады скороспелых юристов и экономистов с «липовыми» дипломами – на рынке труда они не нужны, поэтому и пополняют ряды чиновников и прочих казенных «паразитов». Но это вовсе не вина этих ребят – такова гнилая «экономика» Северного Кавказа, ошалевшего от колоссальных бюджетных вливания.
А делать-то что?! Всё просто: параллельно с закрытием «неэффективных» вузов должно идти воссоздание системы профессионального образования. Только она может дать опытные кадры для оставшихся на плаву бизнес-субъектов – мелких ферм, артелей, небольших мастерских. Психологи и GR-менеджеры этой экономике (реальной!) не нужны, – а нужны умеющие работать и зарабатывать руками и молотком ребята.
Но даже эта узкая прослойка выживших в войне с государством предприятий не обеспечит занятость всей молодежи на Северном Кавказе. Государстве всего-то и должно перестать уничтожать малый и средний бизнес – ту «городскую» экономику, которая и может ассимилировать молодежь, готовую с Калашниковым идти «в лес».
«Молодежь, большинство из которой не встроено в корпорацию власти, не имеет причин для лояльности государству… Страх и унижение облегчают рекрутинг участников НВФ среди лишенной социальных лифтов молодежи… Отвлекут ее от криминальных и протестных действий новые рабочие места и возникающие социальные лифты», – резюмируют на сей счет авторы доклада «Источники конфликтов и развития на Северном Кавказе».
И с ними нельзя не поспорить. «Липовые» вузы, штампующие лже-специалистов – следствие непродуманной, лживой, воинственной, разрушительной федеральной политики на Северном Кавказе. Но чтобы эти псевдо-вузы, столь мозолящие глаза столичным чиновникам, перестали существовать, Москве надо коренным образом менять все свои подходы к Кавказскому региону. Иначе очередная оголтелая полумера обернется новой катастрофой.
Дайджест