Федеральная лезгинская
национально-культурная автономия

Эксперты: "Ошибка федерального центра в отношении проблемы лезгинских территорий серьезнейшим образом обострила лезгинский вопрос"

Радикальные деятели связывают успешность решения «лезгинского вопроса» с вмешательством России, но и формируют свои концепты так, как будто ее участие является свершившимся фактом.

Объектом, выбранным для исследования, является часть информационного пространства, предметно ограниченная вопросами, относящимися к Республике Дагестан и к народам, в том числе и разделенным, проживающим на ее территории и в соседствующих с Дагестаном регионах и государствах. География дагестанского информационного пространства весьма широка, а ряд вопросов, являющихся ключевыми точками этого пространства, тесно связаны с рядом иных кавказских вопросов, по степени сложности простирающихся от проблем бытового взаимодействия до своего рода цивилизационных и геополитических. Ряд ключевых точек информационного пространства не только по-разному представлен различными заинтересованными сторонами, но имеет и принципиально разные наименования, использование которых является в ряде случаев маркером отношения к той или иной проблеме. В данной работе мы будем использовать те наименования, которые используются в языке описываемой части информационного пространства, при необходимости давая пояснения.

Говоря о Дагестане в информационном пространстве, мы будем прибегать к формулировке «информационное пространство Дагестана». Информационное пространство (макропространство) будет рассматриваться как совокупность нескольких пространств (мезопространств), пересекающихся, но имеющих свои особенности, и в свою очередь состоящих из отдельных частей (микропространств) – информационных полей, представляющих собой обсуждение конкретной темы, проблемы, тенденции в рамках различных установок и подходов. В рамках макропространства можно выделить несколько мезопространств. Во-первых, это пространство медиасферы, представляющей собой пространство традиционных средств массовой информации, Интернет-изданий, информационных агентств и сайтов, содержащих материалы аналитического, научного, научно-публицистического, в том числе – пропагандистского характера. Во-вторых, это пространство блогосферы, состоящее из своего рода «моноСМИ», со своими особенностями, во многом зависящими от того ресурса, где размещен блог, или, в случае т.н. standalone-блогов, не зависящих и не детерминированным правилами, установленным администрацией ресурсов, предоставляющих хостинг блогерам. В-третьих, это пространство социальных сетей, как условно международных, так и условно российских, а также и региональных. В четвертых, это пространство Интернет-форумов, как специализированных, так и «общей тематики», в рамках которых создаются темы (топики) по интересующим участников вопросам.

Взаимодействие в информационном пространстве мы обозначаем как информационные отношения. Те реальные общественные отношения, которые обсуждаются или проектируются в информационном пространстве, мы обозначаем как объект информационных отношений. Непосредственно обсуждаемые вопросы и темы обозначены как предмет информационных отношений, пространство его обсуждения – как информационное поле, а участники обсуждения – как участники информационных отношений, и как акторы информационного пространства.

Республика Дагестан – один из самых противоречивых с точки зрения оценок в информационном пространстве регион России. Образ региона серьезнейшим образом детерминирован своего рода «квазипарадигмой» наличествующей в отношении «кавказского вопроса» у конкретного участника информационных отношений – средства массовой информации, обозревателя, блоггера, комментатора и т.д. В представлении официальных СМИ республики и, например, апологетов антироссийской риторической формулы «хватит кормить Кавказ!» это совершенно разные образы. Любые официальные, в том числе статистические, данные, легко объявляются «не имеющими отношения к реальности», а их значения корректируются в сторону значительного увеличения или уменьшения, в зависимости от задач, решаемых конкретным участником информационных отношений.

В самом общем виде можно назвать несколько актуальных направлений, существенно представленных в информационном пространстве:

- социальные проблемы и кризис доверия к власти;

- «двойные стандарты» федерального центра в отношении разных народов Дагестана (особенно актуально для юга Дагестана и связано с лезгинским вопросом);

- «знаковые» проблемы отдельных народов Дагестана (наиболее актуальной, обсуждаемой в связи со схожими проблемами и неясными перспективами других регионов, является лезгинская проблема);

- радикальные формы социальной активности (разнообразные формы экстремизма и сепаратизма);

- направление и содержание религиозного возрождения;

- споры о языках, «титульности», ситуативной этничности и национальном составе Дагестана;

- кризис нравственности (констатация проблемы; попытки противостояния квазилиберальным поведенческим моделям, а также «квазилиберальная контрпропаганда»).

Эти направления тесно переплетены и в самом общем виде могут быть представлены в виде нескольких противоположно направленных векторов. Эта «противоположность» серьезнейшим образом осложняет обстановку в республике, делает крайне затруднительными попытки конструктивного диалога.

Вышеуказанные проблемы в целом можно считать порожденными самим ходом жизни в республике, за исключением отдельных (хотя и весьма влиятельных) направлений информационного воздействия, как экстремистского, прежде всего – салафитского (ваххабитского), в отношении которого нередко указывается на зарубежные корни и источники финансирования, так и своего рода «цивилизационного» (этнокультурного) противостояния, прежде всего, это информационное поле «Проект Туран vs. Проект Антитуран». Указанные взаимодействия, особенно экстремистские их формы, во многом схожи с ситуацией внедрения «стратегии напряженности», особенно это касается салафитского (ваххабитского) информационного воздействия, ибо это воздействие зиждется на самостоятельно формируемом предметном поле – через акты терроризма и агрессивную пропаганду.

Говоря о ситуации в радикальной и экстремистской части информационного пространства, надо отметить, следующий важный момент. Признание Интернет-ресурса экстремистским российским судом не означает его недоступности для пользователей, а помимо признанных экстремистскими сайтов, на работу которых действительно технически сложно повлиять, встречаются и блоги явно выраженной экстремистской направленности, причем даже в «Живом Журнале», в котором достаточно часты ликвидации блогов по жалобам пользователей.

Это говорит о недостаточном внимании государственных служб к этой части блогосферы, что следует признать серьезной недоработкой. В информационном пространстве необходимо обратить внимание на успехи участников информационных отношений, представляющих интересы подпольных салафитских джамаатов, в том числе организующих дискуссионные площадки и даже альтернативные информационные ленты об успехах бандподполья на базе небезызвестного «Твиттера».

Существует мнение, объясняющее эти информациионные успехи архаизацией социального пространства Дагестана, утратой этнокультурных связей и отражением тенденции на контрпрогрессивное возвращение к общинным формам взаимодействия, прежде всего нашедшие отклик среди наиболее социально незащищенных слоев республиканской молодежи, которая, в свою очередь, является наиболее активным потребителем информации.

С этим нельзя согласиться. Это скорее ультрасовременная тенденция, проходящая в рамках мирового процесса глобализации, но противостоящая ему по базовым ценностным установкам – фактически, одна из форм альтерглобализма. Сетевые интернациональные структуры салафитских джамаатов имеют жесткие морально-ценностные ориентиры (как бы мы их не оценивали), тем, что действуют ради не просто некоей сиюминутной цели, а имеют внятную «мета-цель» – построение всемирного проекта «чистого ислама». Безусловно, направляющие идеологи и практики глобализации вряд ли уступают им по вопросу постановки «мета-цели», но, совершенно очевидно, что они уступают по привлекательности этой «мета-цели» для людей, получивших базовые ценностные ориентиры. В настоящее время только методики построения событийной базы информационного воздействия, с фактическими признаками формирования стратегии напряженности (ее основная направленность – это борьба с государственными институтами и дестабилизация обстановки), являются важнейшим препятствием роста популярности салафитских активистов у широких слоев населения Дагестана.

Однако для молодежи это своего рода «полюс силы», что делает популярной риторику и атрибутику салафистского толка. В социальных сетях многие представители дагестанской молодежи нередко используют салафитские жесты на фотографиях и в видеозаписях, используют в оформлении страниц социальных сетей соответствующую символику. Надо сказать, что это скорее послание «внешнему миру», так как это используется в основном в «общероссийских» соцсетях, но практически отсутствует (не было обнаружено авторами в процессе исследования, отрицалось интервьюированными активными пользователями социальных сетей) в дагестанской социальной сети «Односельчане».

Говоря об информационном поле социальных проблем и кризиса доверия к власти, а также о проблеме «двойных стандартов» федерального центра в отношении разных народов Дагестана, необходимо, прежде всего, указать на следующее. Серьезнейшая ошибка российской политики на Северном Кавказе в последние десять лет, это следование своеобразным «квазилиберальным» установкам в искусственно поддерживаемом поле взаимодействия «центр – периферийная квазиэлита».

Если провести редукцию этой политики до уровня схемы, то это выглядит следующим образом – «деньги «элитам» в обмен на лояльность». Возможность этнических «элит» по «раскачиванию лодки» не вызывает сомнений. Своеобразная оценка их действительных или мнимых возможностей состоит в степени участия представителей тех или иных «элит» в распределении финансовых потоков. Хрупкое равновесие этой порочной схемы зиждется на представлении о пользе конкуренции между «элитами».

При этом забывается и о неизбежных диспропорциях социальной стратификации, и о порочности искусственной конкуренции для всех остальных, кроме доступа к ресурсам, сфер. На необходимость отказа о конкурентных форм развития в пользу солидарных форм в условиях кризиса, указывал еще Дж.М. Кейнс, анализируя ситуацию в США во времена Великой депрессии. Однако эти рекомендации, неоднократно подтвердившие свою эффективность и ставшие методологической базой многочисленных интеграционных проектов, не применяются, так как они противоречат базовым установкам российской версии экономического монетаризма.

В информационном пространстве эта форма взаимодействия центра и республики, так или иначе, присутствует на всех уровнях – начиная от публикаций в крупных официальных СМИ до топиков форумов и микроблогов. Нередко возможность комментирования публикаций, превращает Интернет-сайт крупного влиятельного СМИ в дискуссионную площадку, где и основное содержание споров и разнообразные флеймы дают возможность увидеть, своего рода, «общее неприятие» подобного типа взаимоотношений. Это неудивительно, так как фактическое поддержание политикой центра и без того острой проблемы этноклановых отношений четко ставит вне серьезного общественного обсуждения большую часть проектов общегражданской идентичности, так как ресурсы государства в представлении общественного сознания оказываются направлены не на модернизацию, а на архаизацию и феодализацию социальной жизни. Проиллюстрируем проблему следующим примером.

В информационном поле взаимоотношений центра и периферии есть такое понятие, как «синдром Радченко», описывающее степень действительного влияния центра и его восприятие участниками информационных отношений. В определенной степени, это определение, конечно, журналистская вольность, некоторое передергивание, по отношению к реальным событиям. Но породили это понятие события, воспринятые участниками информационных отношений, как знаковые, связанные с жестким противодействием представителей элит республики инициированному центром без достижения «консенсуса» назначению на пост главы УФНС по Республике Дагестан В. Радченко. О том, что тенденция к шантажу федерального центра имеется, не спорят и противники использования этого понятия. Порочность практики концентрации финансовых потоков в руках отдельных этнических «элит» уже понимается на окружном и федеральном уровне, находит отражение в концептуальных документах. Эта практика действительно усиливает недовольство социально-незащищенных слоев населения, уводит экономику «в тень» настолько, что теряет смысл ориентация на статистические данные, и соответственно, делает колоссальные расходы средств федерального бюджета «неэффективными». А это в свою очередь дает прекрасную почву для пропаганды отделения Северного Кавказа от России, в рамках лозунга «хватит кормить Кавказ». Это точное повторения пропагандистских уловок имевших широкое хождение в информационном пространстве РСФСР, предшествовавших демонтажу СССР. К чему привела реализация этих установок на практике общеизвестно.

Более того, отсутствие внятных критериев федерального и регионального финансирования муниципалитетов вызывает неприятие и ощущение несправедливости у населения и у лиц, замещающих муниципальные должности. Это характеризуется и ими и значительной частью населения, как политика «двойных стандартов», причем причиной привилегированного положения является вовсе не лояльность получивших привилегии.

Вот, например мнение действующего главы Дербента, озвученное им влиятельному дагестанскому еженедельнику «Свободная Республика»: «…непонятно, по какому принципу тот или иной муниципалитет получает дотации. Численность населения? Высокогорность? Плотность населения? Отдалённость от Махачкалы? Правила ведь должны быть понятны! Муниципалитеты должны знать, на какую сумму они могут рассчитывать. А так получается, что мы должны ходить к чиновникам и доказывать, какие мы бедные. Мы ведь знаем о коррупционных условиях, которые возникают в этой ситуации! Необходимы прозрачные методики получения дотаций муниципалитетами и районами республики. Был озвучен следующий пример: «Дербент получил за этот год 22 миллиона с лишним, а Хасавюрт 318 миллионов! Это притом, что города наши почти одинаковые. Налоги мы знаем, какие идут в бюджет и от Дербента и от Хасавюрта […] разве это справедливо? […] Мы ратуем за единый Дагестан – для этого, прежде всего, необходимы и общие для всех правила».

Как наиболее яркое отражение реакции на «двойные стандарты», можно привести следующий пример. В языке СМИ Дагестана и в политическом дискурсе существует специфическая категория – «Юждаг», «Республика Юждаг». Этот политический проект приписывают, в том числе, региональному отделению политической партии «Патриоты России», обвиняя ее в своеобразном «лезгинском сепаратизме» – попытке создания территориальной автономии или инициировании отделения южных районов от Дагестана с образованием отдельного субъекта РФ. Летом 2011 года информационное поле лезгинского вопроса приобрело необычайную остроту, в связи с ратификацией 27 июня 2011 г. Федеральным Собранием РФ путем принятия Федерального закона № 166-ФЗ «О ратификации Договора между Российской Федерацией и Азербайджанской Республикой о государственной границе», подписанного в г. Баку 3 сентября 2010 г. «Договора между Российской Федерацией и Азербайджанской Республикой о государственной границе», вызвавшего протесты в Дагестане. Впервые в российской истории речь идет о передачи территории с несколькими населенными пунктами – селами Храх-Уба и Урьян-Уба, считавшимися ранее российскими анклавами в Азербайджане.

Как ответ на событие появляется весьма новаторская, даже революционная проектность, апофеозом которой можно признать появление лозунга о создании «Объединенной Лезгинской Республики» в составе Российской Федерации, включающей и те азербайджанские территории, которые являются местами компактного проживания лезгин. При этом успехи движения за создание Лезгистана даже в случаях негативной оценки российской политики в отношении лезгин, связываются, прежде всего, с участием России. В информационном поле лезгинской проблемы ряд ресурсов все еще указывает на то, что важными акторами являются российские спецслужбы, которые «поменяют нерешительных лидеров лезгин на решительных». То есть, даже радикальные деятели не просто связывают успешность решения «лезгинского вопроса» с вмешательством России, но и формируют свои концепты так, как будто ее участие является свершившимся фактом.

В информационном поле вопрос обсуждается на разных уровнях – от неоказания поддержки российским гражданам, желающим переехать из бывшего анклава, до – выстраивания цепочки фактов отказа России от собственной территории, с многообразными, но имеющими выражено антиазербайджанскую и в ряде случаев – направленную против федерального центра риторику.

Совершенно очевидна серьезнейшая ошибка федерального центра в отношении проблемы лезгинских территорий. Многочисленные комментаторы этой проблемы высказывались, в том числе, и о «продаже чиновниками интересов лезгин», это объяснение в той или иной форме приводится и в комментариях к новостям по поводу лезгинских территорий, и в обсуждениях на многочисленных форумах. Это решение серьезнейшим образом обострило и без того сложный лезгинский вопрос.

В информационном поле также есть и определенные успехи. С учетом огромной популярности в республике социальных сетей, в интернет-пространстве была создана дагестанская социальная сеть «Односельчане». Идейный вдохновитель и организатор проекта, главный редактор «Дагестанской правды» Р. Идрисов заявил, что проект «Односельчане.ру» запускался как большой виртуальный годекан (это слово у народов Северного Кавказа означает центральную площадь, место общинного схода).

Самой важной проблемой, выраженной в информационном пространстве сегодняшнего Дагестана является не социально-экономическая обстановка и не нерешенный земельный вопрос, а отсутствие идеологической альтернативы для дагестанской молодежи. Анализ информационного пространства Дагестана, далеко выходящего за географические границы республики, позволяет говорить, что перспективной для Дагестана, как части российского Северного Кавказа, является разработка консолидирующей идеи на основе русского языка и общих для всех народов Северного Кавказа традиционных этических ценностей. Государство должно взять на себя роль медиатора в проблемном поле Дагестана, став центром информационных потоков между центрами силы атомизирующегося политического пространства республики, и, со временем – альтернативой и заменой этих центров силы. Однако главным является выработка комплексного проекта, включающего ответы на разнородные и разнонаправленные вызовы, не только социально-экономические, но и ценностные. Учитывая общемировые тренды развития, именно в поле ценностных установок должна проходить сборка новой общероссийской идентичности и ее северокавказской версии.

Майборода Э.Т., Цапко М.И.

.

Cтавропольский политико-правовой журнал ПолитПраво Инфо

.