Чалар
Отголоски шумерских обрядов в кавказских горах
Среди множества фрагментов архаичной культуры агулов в более или менее полном виде сохранился обряд под названием «Чаларис аттивуб» (далее «Чалар»). Адекватный перевод на русский язык слово «чалар», в связи с отсутствием в последнем соответствующего термина, вызывает затруднение. Примерно означает оно комплекс болезней, которым внешне трудно определить причину, вызывающих постоянное недомогание человека. Данный обряд имеет интересные параллели с ритуалами древних народов Передней Азии.
В народе чалар считают результатом сглаза, порчи и т.п. Если брать
за основу эти соображения, то перевести название «Чаларис аттивуб» можно как «вывод
больного из подобного состояния». Обряд, как правило, проводят с маленькими
детьми. И заключается он в следующем. Прежде всего, один из близких родственников
больного ребенка обходит соседей, причем обязательно молча, и собирает муку,
которую те ему отсыпают.
Затем из нее выпекают круглые пресные хлеба – лаваши несколько большего
размера, чем обычно, и несут их к какому-нибудь святилищу, куда к этому времени
приводят больного и, по предварительному сговору, семь девочек подросткового возраста.
Обряд проводит взрослая женщина. Для этого середину одного «лаваша»
вырезают по кругу. Затем приглашенных девочек ставят в ряд с расставленными на ширину
плеч ногами и самой первой дают подготовленный круг хлеба, который та должна держать
перед собой.
После чего, начиная с последней участницы церемонии, девочки передают
ребенка под своими ногами по ряду. А самая первая из них, пропустив его через этот
круг, возвращает ребенка старшей женщине тем самым, сымитировав новое рождение больного.
Хлеб затем разрезают на куски и раздают присутствующим. Все это время женщина,
которая проводит церемонию, читает заклинания и молитвы.
Похожий обряд во время сильных эпидемий совершают и для предохранения
животных от падежа. В этом случае где-нибудь вырезают дерн определенного размера
и устанавливают его вертикально. Затем, как и в предыдущем случае с хлебом,
вырезают середину его так, чтобы через образовавшее отверстие могла пройти овца.
После чего через нее по одному пропускают и все поголовье.
В некоторых случаях дагестанские народы в этих целях совершают и другой
ритуал со сходным значением. Здесь мать больного отвозит ребенка на перекресток
дорог и там его оставляет, якобы бросив. Затем другая женщина, с которой предварительно
сговариваются, имитирует находку и забирает ребенка к себе. Там ему меняют имя,
что символизирует рождение другого человека, и, как бы уже в новом качестве, возвращают
ребенка своей матери.
Эти и подобные им действа в литературе получили название обрядов «вторичного
рождения» или точнее «имитации вторичного рождения». В своей работе «Фольклор в
Ветхом завете» Д.Д. Фрэзер по этому поводу приводит довольно много таких сообщений.
Среди них можно выделить сообщение Диодора Сицилийского, который пишет,
что «Когда Геркулес был возведен в ранг богов, его божественный отец Зевс уговорил
свою супругу Геру усыновить незаконнорожденного Геркулеса и признать его своим родным
сыном.
Сам этот процесс происходил следующим образом. Богиня легла в постель,
прижала Геркулеса к своему телу, а затем как бы уронила его на пол из-под своей
одежды, сымитировав тем самым настоящие роды». По словам историка варвары применяли
такую же процедуру при усыновлении мальчика, подчеркивая, что обычай этот восходит
к очень отдаленным периодам истории.
В средние века обряд имитации вторичного рождения соблюдался в Испании
и на Балканах у болгар и боснийцев. Известен он был и туркам, а также жителям Индии,
где еще совсем недавно практиковался ортодоксальный способ вторичного рождения –
прохождение через макет золотой коровы, который затем передавался в собственность
жрецов.
Считается, что пережиток древней церемонии вторичного рождения содержит
в себе и Библия. В качестве примера приводят эпизод, где лукавый Иаков с согласия
матери обманом (надев на себя одежды брата и обмотав шею и руки шкуркой козленка,
что, по мнению некоторых исследователей, символизирует рождение от козы) отнимает
отцовское благословение у своего старшего брата.
Но справедливости ради следует отметить, что эпизод с Иаковым отнести
к разряду обсуждаемых обрядов весьма сложно. Поскольку, с одной стороны одно лишь
фигурирование в мифе шкуры козленка недостаточно, чтобы на этой основе делать однозначные
выводы, с другой – по этому поводу существует и иная точка зрения, согласно которой
шкурой козленка Иаков всего лишь сымитировал волосяной покров брата, который отличался
обилием.
Однако, несмотря на это, Библии действительно содержит в себе эпизод,
непосредственно восходящий к идеологии, которая породила и рассматриваемые обряды.
Им, несомненно, является миф об Адаме и Еве, о чем более конкретно мы расскажем
ниже.
Обряды вторичного рождения, несмотря на общность содержания их у различных
народов могли иметь различные значения. Так, на Кавказе он проводился в целях предохранения
людей и животных от различных недугов.
В других регионах (например, в Индии и Греции) к обряду обращались
как к средству, с помощью которого, как считали, можно возродить к жизни мнимоумершего
человека, возвести простого смертного в божественный ранг или же перевести его из
одной социальной группы в другую. У некоторых народов он проводился и как искупительное,
направленное на сглаживание допущенного тем или иным лицом нарушения существующего
обычая, действо.
Д.Д. Фрэзер, исследовавший этот
вопрос, причину возникновения обряда вторичного рождения видит в попытке древних
людей с помощью фикции современных им юридических норм изменить реальный статус
того или иного человека – усыновление, получение права первенства, переход из одного
социального класса в другой и т.д.
Но, к сожалению, он в своей работе рассматривает примеры, где ситуация
определяется лишь юриспруденцией. Поэтому, при учете иных моделей, которые подобными
нормами не диктуются, например, проведение обряда в целях предохранения от болезней,
мнение Д.Д. Фрэзера выглядит сомнительным.
Кроме того, не стоит забывать и о том, что юридические нормы,
какими бы они ни были, никогда не определяли и не определяют идеологию. Как правило,
бывает наоборот. А в данном конкретном случае за обрядом ясно просматривается не
менее цельная и обоснованная чем любая современная идеология, культурная концепция,
согласно которой людям взамен первой, обещается новая жизнь.
А если есть сознание, которое настраивает человека на такую цель,
то почему не быть и методам, с помощью которых ее можно достичь, чем, по сути, и
являются рассматриваемые обряды. Это очень важный момент, особенно для истории развития
дагестанской культуры, т.к. вопрос развития дагестанского обряда в контексте конкретной
идеологической системы никогда не рассматривался.
Наоборот, судя по оценкам в литературе, посвященной архаичным культурам,
реликты их исследователи склонны рассматривать лишь как фрагменты примитивных магических
действий первобытных людей. Но поскольку такой подход в основе своей
представляется нам неверным, то важно рассмотреть и саму эту идеологию.
Идеология вторичного рождения или культура бессмертия – одна из древнейших
концепций человечества. Она гораздо древнее египетских пирамид и многих других,
дошедших до наших дней, исторических свидетельств.
Впервые литературно оформленные в виде религиозной драмы образцы этой
мировоззренческой системы появляются в древнешумерскую эпоху. Ко времени династии
Исина, например, относится патетический диалог между богиней Эги-ме и ее братом
богом Лиль. Богиня Эги-ме оплакивает смерть Лиля и заклинает его во имя богини
– матери «встать с того места, где он покоится», т.е. воскреснуть.
Предполагают, что эта идеология возникла как попытка осмыслить смену
времен года, понять причину ежегодной смерти и воскресения природы. Затем черты
обожествленной природы были перенесены и на самого человека.
Широко распространены были и в шумерскую эпоху заплачки, входившие
в состав сборника обрядовых песен «Вышла она на простор». Это древние плачи о Таммузе,
которые являлись частью религиозной драмы, исполнявшейся накануне праздника воскресения
умершего бога. Обряд, театрализованный в форме религиозной драмы, просуществовал
в Месопотамии вплоть до позднего времени.
В одном вавилонском тексте, датируемым VIII веком до н.э., находиться довольно полное изложение его,
причем в данном случае черты бога природы Таммуза перенесены на Мардука –
верховного бога Вавилона. В нем подробно описываются заточение и страдания верховного
бога, что вызывает волнения среди народа.
Но Иштар, супруга его, совершает над ним обрядовый плач, услышав который,
боги решают воскресить и освободить его «из мрачной Горы». Здесь описывается ритуал,
который совершали в день Нового года, когда справляли главный праздник бога Мардука
во время весеннего равноденствия, где должен был принимать участие и сам
уподобляющийся богу царь.
Празднование воскрешения бога продолжалось 12 дней. Они были заполнены
шествиями, маскарадами, плясками и песнями, выполняемые в честь победы светлого
бога над силами разрушения и смерти, которые олицетворяла собой богиня хаоса Тиамат.
Таким импровизированным театральным действом является и веселое представление агульского
«маргута», который он дает перед народом во время выступления канатоходцев.
В статье «Башни
и духи агулов» мы приводили доводы, в том числе и лингвистические,
обоснованности сопоставления этого персонажа агульского фольклора с вавилонско-ассирийским
Мардуком – божеством природы. Во время своего представления «маргут» бегает,
кувыркается, выкрикивает шутки, гонится за людьми и т.д. Непременным атрибутом его
одежды, является кожаный мешок с мукой. Время от времени он в шутку осыпает ею зрителей.
Этот жест первоначально имел более глубокий смысл, чем просто шутка, и означал пожелание
изобилия в наступившем году.
В агульском языке, как нам предсталяется, сохранилось имя не только
самого Мардука, но и его божественной супруги Иштар, которая в последнем случае
звучит как Истари с огласовкой в конце слова.
Из древних источников наиболее ярко идея бессмертия представлена в
знаменитой «Поэме о Гильгамеш». Герой его после смерти своего друга Энкиду задумывается
над вопросами жизни и смерти. Не желая умереть, он решается разгадать секрет бессмертия.
Для этого Гильгамеш отправляется к своему праотцу Утнапиштиму, единственному из
людей, которому боги даровали это счастье.
Праотец Утнапиштим всячески отговаривает героя от этой затеи,
объясняя ему, что в мире нет ничего вечного. Когда Гильгамеш собирался уходить,
жена Утнапиштима жалеет его и просит мужа открыть ему секрет, что Утнапиштим, послушавшись
своей супруги, и делает. Он называет растение похожее на куст терновника,
которое растет на дне океана.
Гильгамеш, привязав к своим ногам камни, погружается в бездну и срывает
это растение. Но на обратном пути, когда он возвращался домой, случается непредвиденное
– пока Гильгамеш купался, змея учуяла запах растения и утаскивает его, тем самым,
лишив героя его мечты.
В контексте рассматриваемой темы в «Поэме о Гильгамеш» не меньший интерес
представляет и то, что вербальный символ, которым шумеры обозначали жизнь,
находит бесспорную параллель и в дагестанских языках. Но прежде необходимо сказать,
что у этого древнего народа каждый орган человеческого тела соответствовал какому-нибудь
божеству, которое, как они считали, обитало в нем и получало свое имя от его названия.
Так, божество «дающее жизнь» согласно такой локализации обитало в ребре
«ти» и, назывался соответственно этим же словом. В агульском языке и в некоторых
других лезгинских языках ребро также обозначается фонетически сходным с ним словом
«т1ул // т1вал», сходя из можно сопоставит с его шумерским эквивалентом.
Кроме того, по своему второму значению т1ул//т1вал лезгинских языков
обозначает «прут или один из побегов куста, из которых плетут корзины и метелки».
Это обстоятельство дает возможность предположить, что и растение «похожее на терновник
и дарующее жизнь» из «Гильгамеш» по аналогии с дагестанскими языками также назывался
словом «ти», поскольку здесь очевидно, что обозначение двух разных предметов одним
словом осуществляется на основе схожести этих предметов – прута и ребра. Именно
этим обстоятельством можно объяснить и связь, существующую между растением,
ребром и жизнью в шумерском мифе.
Шумерский миф о бессмертии вместе с другими элементами вавилонской
культуры впоследствии был заимствован евреями. Затем в трансформированном виде
(растение уже связано не с жизнью, а с добром и злом; змея не похищает растение,
а лишь искушает Еву, чтобы испробовать плод с дерева и т.п.) вошел в Библию.
Само имя Ева здесь представляет собой не что иное, как буквальный перевод
шумерского слова ти «ребро; жизнь» на иврит. Вот почему в библейском варианте этого
мифа и говорится, что Ева сделана из ребра Адама. Затем из Библии идеология бессмертия
перекочевала и в христианство.
Таким образом, совершенно определенно можно сказать, что и в основе агульского обряда «Чалар» лежит эта идеология бессмертия, которая зародилась на заре человеческой истории и в виде фрагментов фольклора или эпизодов религиозных текстов дошла до наших дней.
Представитель ФЛНКА в Агульском районе Гаджи Алхасов
.
Советуем Вам зарегистрироваться, чтобы быть полноправным юзером нашего сайта.