Федеральная лезгинская
национально-культурная автономия

Народы и языки Кавказской Албании - 4

О языковом континууме как альтернативе койне. Язык письменности и «язык базара»

 

Редакция ФЛНКА публикует заключительную, четвёртую часть серии статей руководителя Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН Аликбера Аликберова «Народы и языки Кавказской Албании. О языковом континууме как альтернативе койне. Язык письменности и «язык базара».
Читайте также предыдущие - первую, вторую и третью части на нашем сайте.

Исторические аспекты темы 
 
На рубеже XI–XII вв. в Захуре (Цахуре), столице Лакза, была построена мадраса ан-Низамийа, в которой, как утверждает Йакут ал-Хамави, арабо-мусульманские книги переводились «на лакзанский язык»[1]. Переводы имели утилитарную цель расширить географию распространения ислама среди лакзов, обеспечить проникновение исламских идей в горные районы Северо-Восточного Кавказа. Соответственно, переводная литература должна была использовать известный всем алфавит ― иначе переводы не имели бы смысла.

В свете информации о создании письменных памятников на лакзанском языке известное сообщение Мовсеса Хоренаци о гаргарском говоре, на основе которого была создана письменность Кавказской Албании, приобретает новые смыслы: 1) Хоренаци мог отождествить письменный язык с языком базара, что в свете открытых и дешифрованных Синайских рукописей исключается; 2) гаргары ― это общее наименование, точнее, собирательное самоназвание всех албанских племен; 3) албанский алфавит мог использоваться и для передачи лакзанских языков; 4) гаргарский язык как раз и был тем диалектом арранской языковой ветви, который лег в основу письменности; 5) арабская графика могла быть приспособлена к лакзанскому языку, подобно тому как в позднее средневековье и новое время создавались тексты на дагестанских языках, написанные арабским письмом (аджам).

На стороне предпоследнего предположения ― информация Хоренаци о народе гаргар, который он упоминает отдельно наряду с албанами, утиями и др. К этому предположению склоняется М.С.  Гаджиев, который со ссылкой на Мовсеса Хоренаци и на основе связи языка синайских палимпсестов с удинским предполагает близкое родство албан, гаргар, утиев, цавдеев и гардманцев, происходящих от одного этнарха. Это подразумевает и их близкое языковое родство. По его мнению, когда в начале V в. возникла потребность выбора литературного языка при создании албанской письменности, был выбран гаргарский диалект, подобно тому, как в начале ХХ в. в процессе создания новой письменности в основу литературного лезгинского языка лег гюнейский диалект, аварского ― хунзахский, даргинского ― акушинский диталект[2].

Страбон определенно локализует «гаргарейцев» на территории Дагестана. Со ссылкой на «других писателей, тоже прекрасно знакомых с этими местами (среди них Метродор Скепсийский и Гипсикрат)», он пишет, что гаргарейцы живут в соседстве с амазонками «в северных предгорьях тех частей Кавказских гор, которые называются Керавнийскими» (Strabo. Geogr. XI, 5, 1), т.е. там, где Феофан, побывавший в Албании, размещал леков и гелов. При этом сами албаны жили «между иберами и Каспийским морем; на востоке их страна прилегает к морю, а на западе граничит с иберами. Что касается остальных сторон, то северная окружена Кавказскими горами <…>, а последнюю сторону образует Армения, граничащая с ней» (Strabo. Geogr. XI, 4, 1).

Армянские источники, которые гораздо лучше были знакомы с этнической картой Восточного Кавказа, нежели греческие авторы, помещали гаргаров в бассейне реки Куры, т.е. в сердцевине Кавказской Албании. Более того, они упоминали на данной территории Гаргарское княжество, Гаргарскую равнину, непосредственно связанные с древним этнонимом[3], который отложился и в гидрониме Гаргар. Если это так, то гаргарский диалект был срединным для арранских языков ― а это очень важное обстоятельство в свете концепта языкового континуума. Не исключено, что выбор гаргарского в качестве языка письменности был обусловлен тем, что албанский священник и «даровитый переводчик» Бениамин, с помощью которого «и милостью Христа» Месроп Маштоц «успешно взвесил, расставил и уточнил» албанскую письменность[4], мог быть носителем гаргарского диалекта арранского языка (по Корюну, «родом албанин» ― Աղուան ազգաւ). 

Кавказская Албания не была унитарным государством, она изначально являлась конфедерацией этнополитических структур родственных племен. Как и в любой другой конфедерации, наиболее крупные племена становились ядром межплеменной консолидации в своем географическом ареале: леки ― на северо-восточных отрогах южной части Большого Кавказского хребта, албаны ― на границе с ними, но южнее и западнее. Именно албаны, в силу их численного (и военного?) превосходства и большей племенной/языковой однородности, стали ведущими в процессах консолидации родственных племен и образования государства. Некоторые исследователи считают, что изначально албанами называлось только одно из 26 племен, которое инициировало объединение племен в союз, и по этой причине имя «албаны» стало распространяться и на другие родственные племена[5]. Это довольно распространенное явление. В некоторые периоды истории внутри албанской конфедерации сохранялась и политическая обособленность албанов и леков, некогда отдельных союзов племен. Кроме того, понятие Албанского государства в раннесредневековый период включало в себя те области, на которые распространялась юрисдикция албанской церкви[6]. 

Приводя список нахвбедов (ср.: арм. нахапет ― «первейший»), среднеперсидская надпись из Пайкули сообщает о том, что в 293 г. в числе тех, кто прибыл на коронацию шаханшаха Нарсе, был и «государь», «князь» или «князек» (xwaday) Лака[7]. Тот факт, что сасанидский текст отдельно упоминает правителя леков, явно свидетельствует о том, что во второй половины III в. албаны и леки сохраняли определенную степень самостоятельности в своих действиях, в том числе и во внешней политике.

Описывая один из эпизодов войны между Ираном и Византией во второй половины IV в., Мовсес Хоренаци не только рассказывает об участии леков и албан в одном из важных сражений, но и отдельно упоминает их царей, выступивших вместе на стороне Ирана в качестве союзников против объединенного войска армян и ромеев: «Но лишь обе стороны (персы и греки. ― А.А.) столкнулись, сверху их осенило облако, и навстречу персам с нашей стороны подул сильный ветер. В сумятице битвы Спандарат Камсаракан натолкнулся на большой отряд, в котором находился храбрый Шергир, царь леков (здесь и далее выделено нами. ―  А.А.) твердо державшийся во главе центра боевого строя. Напав на отряд, Спандарат рассек его, опрокинул и обратил в бегство и поверг храбреца на землю, словно пораженного молнией. Так все греческие и армянские войска, получив поддержку свыше, покрыли все поле трупами неприятелей и, обратив всех оставшихся в бегство, пустились в преследование. Вместе с ними вытеснили с поля битвы и Урнайра, царя Алвании, израненного Мушелом, сыном Васака Мамиконеана»[8]. Эту историю повторяет и Мовсес Каланкатуаци[9]. Иными словами, будучи в составе конфедеративного государства, леки, которых в раннем средневековье стали называть лакзами, выступали одновременно и вместе с албанами, и под началом своего собственного правителя. Вопрос о степени самостоятельности различных частей конфедерации от центральной власти, как и вопрос о степени влияния на верховную власть в Кавказской Албании со стороны третьих сил, прежде всего Сасанидов, требует дальнейших исследований[10].

В начале VI в. после ликвидации царской власти в Кавказской Албании, а затем во время администравно-территориальных реформ Хосрова I Ануширвана (531–579), как хорошо известно, были переутверждены права местных династов ― правителей этнополитических образований, ранее входивших, очевидно, в состав Албанской конфедерации. Об этом сообщает ряд арабских авторов IX–X вв. По существу, это была легимитизация сасанидского сюзеренитета на Восточном Кавказе, а также повышение статуса местных владетелей, которые сами становились шахами, с условием признания верховной власти «царя царей» ― шаханшаха Хосрова I. Однако такое положение, как представляется, продлилось недолго ― ровно до тех пор, пока Хосров II не позволил Михранидам восстановить центральную власть в Кавказской Албании.

Описывая обстоятельства прихода к власти династии Михранидов, Мовсес Каланкатуаци сообщает о том, что Хосров II (591–628) отдал Албанию своему родственнику Михрану со словами: «Бери себе во владение столько, сколько сумеют пройти ноги твои»[11]. Для того, чтобы добиться своей цели и захватить власть в Албании, Михран «с коварной целью призвал к себе двенадцать мужей из [местной] знати, истребил всех мечом и завладел страной»[12]. Если текст говорит о местных правителях, новоявленных «шахах»[13], то можно предположить, что на территории Кавказской Албании во второй половине VI в. после упразднения власти Аршакидов существовало 12 отдельных политических образований, которые нужно было подчинить центральной власти.

После ликвидации Кавказской Албании около 705 г. и ее включения в состав Арабского халифата на этих землях источники фиксируют чуть больше десятка отдельных владений. Из них старое среднеперсидское название государства сохранили собственно Арран и армянский Арран (Hay-Aghuank‘), а также часть Аррана, оказавшаяся под влиянием Грузии ― груз. Эрети (Шакки арабских источников), которая, по мнению М.С. Гаджиева, соответствует области Лпинк’ армянских источников[14]. Бывшая столица Албании Кабала вместе с округой стала самостоятельным владением. Наиболее крупным политическим образованием на этой территории стал Ширван, возникший в зоне наиболее активного взаимодействия арранов и лакзов.

Арабы отличали не только арранское население от лакзанского, но и выделяли, как уже отмечалось, два Аррана (ар-Ранайн) ― очевидно, собственно Арран и Хай Агванк‘ (Hay-Aghuank‘). Информацию о составе албанских племенных групп Хай Агванк‘а в древности дает Мовсес Хоренаци, разумеется, в дискурсе истории Армении: «Говорят, из его (Арана) наследников происходило население утийцев, и княжества Гардманцев, Цавдейцев и Гугарцев»[15]. Все эти области располагались на правобережье Куры, на территории Арцаха, кроме Гугарк‘а (греч. Гогарена), лежавшего к западу от Ути[16]. Не вдаваясь в сложную, остродискуссионную и политизированную проблему этнического состава Арцаха средневековой поры, хочу обратить внимание на то, что мы не можем игнорировать это свидетельство Хоренаци, относящееся к древности, к начальному периоду консолидации албанских племен и, очевидно, отражающее этнокультурное единство перечисленных племен.

Территория северо-восточных областей Албании, а именно ― известных по арабским и иным источникам раннесредневековых областей Хирсан, Лайзан/Лиран, Маскат, Вардан, Лакз, Табарсаран и Чор (Дербенд, араб. Баб ал-абваб), была заселена разноплеменными лакзами в широком понимании этнонима, т.е. носителями лакзанских языков. Из них Лайзан/Лиран, Вардан и Хирсан со временем становятся частью Ширвана. По мнению В.Ф. Минорского, Хирсан «был частью территории лакзов, уже включенной в Ширван». На основе изучения рукописей он так пишет о Хирсане и Вардане: «Мы видели, что территория лакзов постепенно уменьшалась, пока не была поглощена Ширваном при амире Фарибурзе. Уже в более ранний период Мас‘уди в своем Мурудж <...> говорит, что Мухаммад б. Йазид <...> присоединил два древних княжества, которые в печатном издании ошибочно именуются Хорасан-шах и Задан-шах. Эти названия надо восстановить как Хурсан и Вардан. В том, что Мас‘уди упоминает их вместе, можно видеть указание на то, что они лежали близко друг от друга. Нет сомнения и в том, что эти "царства” относились к территории лакзов»[17]. Сколько еще владений лакзов вошло в состав Ширвана, пока неизвестно.

Арабо-мусульманские авторы стали применять собирательное имя «лакзы» для обозначения народов на территории современных Северного Азербайджана и Южного Дагестана, говоривших на лакзанских языках, но уже имевших своих царей и политические образования. Так, например, Маскат (область Мюшкюр в Северном Азербайджане) в то время представлял собой отдельное от Лакза территориальное владение со своим правителем (малик), но его жителей «Та’рих ал-Баб» Маммуса ал-Лакзи, жившего в XI в., называет лакзами. То же относится и к другим княжествам, таким как Хирсан и Вардан, жители которых, по мнению В.Ф. Минорского, также были лакзами[18]. Одно время хирсан-шах был титулом правителя Лакза. При этом «в списке назначений Ануширвана» ал-Балазури упоминает Лакз, Хирсан и Маскат/Маскут отдельно друг от друга[19]. Таким образом, определение лакзы в арабских источниках определенно выступает в качестве этнонима, а не политонима.

Вследствие своего географического положения и ряда других факторов, «царства», населенные арранами (носителями арранских языков), подверглись большей ассимиляции, чем владения лакзов, представлявшие географически более обособленные этнополитические образования со своим особым языком и культурой. Поэтому лакзы в большей степени продолжали сохранять свою самобытность, несмотря на усилившиеся в X–XI вв. процессы исламизации, в то время как арранское население «размывалось» не только в городах, но в сельской местности, вследствие процессов арменизации, тюркизации и других факторов.

По сообщениям источников, еще в конце XIII в. в армянском Арране (Hay-Aghuank‘), включавшем в себя и город Барда‘а с округой, наряду с армянским письмом местное население продолжало пользоваться албанским письмом. Так, армянский историк Гетум, описывая Армянское царство, пишет, что у армян было два алфавита: «имеют письмена армянские, а также те, что называли алуэм (т.е. алуан/агван)»[20]. Таким образом, арменизированные албаны воспринимались средневековым историком в качестве армян, поскольку жили они среди преобладавшего к этому времени армянского населения. Было бы абсурдно отрицать принадлежность албанского письма албанам и считать, что албанским письмом пользовались армяне, в то время как армянское письмо было в этот период гораздо более распространенным. Скорее наоборот ― как раз арменизировавшиеся албаны должны были писать на армянском языке: насколько можно судить по эпиграфическим памятникам и нарративным источникам того времени, культурная среда в Хай-Агванк‘е была как раз преимущественно армяноязычной. Например, в Х в. Мовсес Каланкатуаци писал историю албан, но писал он ее, согласно господствующему в науке мнению, именно на армянском языке; по мнению К.В. Тревер, «автор, уроженец сел. Каланкатуйк в области Утик‘, был по происхождению либо утийцем (албаном), писавшим на армянском языке, либо армянином, что весьма возможно», вследствие арменизации в этот период Арцаха и большей части Утик‘а[21].

С точки зрения культуры средневековья, принципиально важное значение имело не то, на каком языке писал и мыслил автор, в данном случае ― Мовсес Каланкатуаци, а то, откуда он был родом. Эту информацию мы узнаем от самого автора, который, говоря об области Утик‘, добавляет: «Откуда происхожу и я»[22]. Как известно, идентичность, в том числе этническая, не всегда связана только со знанием родного языка, она всегда гораздо шире и сложнее, как мы это видим на примере современных этнических процессов. Тем более, что многие исследователи считают «Историю Албании» компилятивным сочинением, с хронологически различными (VI–X вв.) фрагментами текстов, написанных в разное время двумя Мовсесами ― Дасхураци и Каланкатуаци, так что авторство этого ценного исторического источника приписывается двум разным людям[23]. Что касается Мовсеса Каланкатуаци, непосредственно имевшего дело с редактированием и дописанием сочинения в Х в., то Я.А. Манандян, издавший текст «Истории албан» по ранней эчмиадзинской рукописи 1289 г., называл его Моисеем Утийским (Moses den Utier)[24].

Судя по ряду признаков, Мовсес Каланкатуаци, очевидно, считал себя в большей степени утийцем и албанином: 1) когда невольно или намеренно противопоставлял албанскую церковную традицию армянской, подчеркивая независимое, апостолькое происхождение албанской церкви и называя ее «нашей, Восточного края, церковью»[25], хотя характеристика Хай-Агванк‘а как Восточного края выдает в нем армянскую, а не албанскую точку зрения на географическую номенклатуру; 2) когда называл древних албанских царей «нашими»: «Царь наш Урнайр просил у святого Григора, чтобы [впредь] его святым рукоположением был назначен епископ над его страной», хотя и почеркивал при этом свое расположение к Армении: «И по сей день, следуя установившемуся порядку, они, Армения и Алуанк, пребывают в единодушном братстве и нерушимом союзе»[26]. Конечно, здесь необходимо иметь в виду явную политическую подоплеку текста, однако в контексте последующих событий церковной истории албан гораздо важнее сам факт сохранения албанской идентичности, отличной от армянской. К примеру, в XIV в. Гандзасар стал резиденцией Албанского католикосата, а сам храм был построен в 1216–1238 гг. и освящен в 1240 г. как церковь Гасан-Джалалянов. Албанская идентичность существенной части арменизированного населения правобережной Албании, как можно судить по данным источникам, сохранялась на протяжении всего средневековья вплоть до Нового времени.
 
Заключение  
 
Утверждение власти Сельджукидов на Восточном Кавказе сопровождалось мощной идеологической обработкой местного населения. В отличие от Армении и Грузии, на территории бывшего албанского государства отсутствовала централизованная власть, существовали немалочисленные феодальные владения, что способствовало, как представляется, активному освоению этой территории тюрками-огузами. Многие династии местных правителей были пресечены, власть в столицах, в том числе в Джанзе (совр. Гянджа) и Баб ал-абвабе (совр. Дербент), оказалась в руках родственников или ставленников Сельджукидов, которые продолжили и активную политику исламизации. При этом Сельджукиды не ограничились строительством мадрасы ан-Низамийа ― учебного заведения университетского типа, только в Захуре, столице Лакза. Практически в то же самое время, в конце XI в., еще одна мадраса ан-Низамийа была построена в Джанзе, столице Аррана ― в новом мусульманском квартале города с крепостью (резиденцией арабского наместника Мухаммада б. Халида) и мечетью[27]. Учебные заведения такого типа в столицах Аррана и Лакза были единственными на Кавказе, сведений о других ан-Низамийа в этом регионе в источниках пока не известны.

Выбор административных центров Аррана и Лакза для строительства учебных заведений ан-Низамийа подтверджает тезис о существовании двух крупных этнополитических и этнокультурных центров на Восточном Кавказе, который стал важным стратегическим пландармом не только для Сасанидского Ирана и Арабского халифата, но и Сельджукской империи[28]. Говоря о причинах выбора Джанзы для строительства крупнейшей в округе соборной мечети и мадрасы ан-Низамийа, Абу Тахир ас-Силафи связывал это с фактом посещения Аррана великим сельджукским султаном, вероятно, Малик-шахом[29]. Религиозно-политическое и этнокультурное освоение этой территории укрепляло господствующее положение завоевателей, позволяло им управлять большей частью Кавказа. 

На протяжении всей истории Кавказской Албании фактор языкового континуума продолжал играть важную роль. Вместе с тем основные языки албанской конфедерации ― «литературный» (точнее, литургический) письменный, который приходилось изучать специально в образовательных целях, и обиходный «язык базара», который должен был сложиться в процессе интенсивных торговых отношений внутри этой конфедерации, перекрывали потребность местных народов в общенародном языке койне. И каждый из этих двух основных языков был, по всей видимости, центральным для своего ареала, своей группы близкородственных языков, понимаемым по всему периметру окружавших их диалектов.

В большей степени прояснить картину языковых взаимодействий на Восточном Кавказе могли бы исторические карты языков и диалектов. В связи с объективной недостаточностью источниковедческой базы, а также очевидными успехами языковедов в этой области, среди историков существенно возросла потребность в данных сравнительно-исторической лингвистики. Считая, что гипотеза о восточнолезгинской принадлежности удинского языка нуждается в более серьезном обосновании, Т.А. Майсак предложил не ограничиться сравнением только лишь кавказско-албанского / удинского языка с прочими лезгинскими, а предпринять «попарное сравнение всех языков группы со всеми – не исключено, что в таком случае классификация приняла бы существенно иной вид (другим в таком случае могло оказаться и положение праудинского языка на генетическом древе)»[30]. С учетом дальнейших исследований албанских палимпсестов сложившиеся на сегодня представления о взаимодействии различных групп родственных языков и, соответственно, народов Кавказской Албании, могут быть уточнены и скорректированы.


[1] Zakarija Ben Muhammеd el-Cazwini’s Kosmographie. P. 405. Информацию ал-Казвини подтверждает и ‘Абд ар-Рашид ал-Бакуви: ‘Абд ар-Рашид ал-Бакуви. Китаб талхис ал-асар ва-‘аджа’иб ал-малик ал-каххар. Л. 70а.
[2] Гаджиев М.С. Из истории создания кавказско-албанской письменности: некоторые спорные моменты // Вестник Института истории, археологии и этнографии. Махачкала, 2005, № 2. С. 49–58. См. также его статью «К интерпретации сведений о создании письменности Кавказской Албании» в настоящем сборнике.
[3] См., напр.: Мовсэс Каланкатуаци. Кн. I, гл. XXVIII.
[4] Корюн. Житие Маштоца. С. 105–106.
[5] См., напр.: Hewsen R.H. Ethno-History and the Armenian Influence upon the Caucasian Albanians // Samuelian Th.J. (ed.). Classical Armenian Culture: Influences and Creativity. Pennsylvania, 1982.   
[6] Акопян А.А. Албания ― Алуанк в греко-латинских и древнеармянских источниках. Ереван, 1987. С. 141. 
[7] Humbach H., Skjærvø P.O. The Sassanian Inscription of Paikuli. Pt 3.1. Restored Text and Transl. by Prods O. Skjærvø. Wiesbaden, 1983. P. 73.
[8] История Армении Моисея Хоренского. Пер. с др.-арм. Н. Эмина. Кн. 3. СПб., 1893. Гл. 37. 
[9] Мовсес Каланкатуаци. Кн. I, гл. 13.  
[10] См. статью М.С. Гаджиева «Кавказская Албания и Дагестан: историко-географический и административно-политический аспекты» в настоящем сборнике.
[11] Мовсэс Каланкатуаци. Кн. 2, гл. XVII.
[12] Там же. 
[13] В переводе К. Патканьяна они названы «предводителями». См.: История Агван Моисея Каганкатваци, писателя X века. Пер. с арм., предисл. К. Патканьяна. СПб., 1861.
[14] Подробнее см.: Гаджиев М.С. Лпиния. С. 14–32.
[15] История Армении Моисея Хоренского. Кн. 2, гл.8.
[16] См.: Армянская География VII века по Р. Х (приписывавшаяся Моисею Хоренскому). Пер. с др.-арм. и коммент. К.П. Патканова. СПб., 1877.
[17] См.: Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда. С. 115.
[18] Там же.
[19] Liber expugnationis regionum auctore Imamo Ahmed ibn Jahja ibn Djabir al-Beladsori, quem edidit M.J. de Goeje. Leiden, 1866. P. 196. 
[20] Анасян А.С. Новая концепция в албанистике // К освещению проблем истории и культурыКавказской Албании и Восточных провинций Армении. Ереван, 1991. С. 139–140. 
[21] См.: Тревер К.В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании. С. 9. 
[22] Мовсэс Каланкатуаци. Кн. 2, гл. ХI.  
[23] См.: The History of the Caucasian Albanians by Movses Dasxuranci. Translated by C.J.F. Dowsett. L., 1961; История Агван Моисея Каганкатваци...; Мовсэс Каланкатуаци. Детальный источниковедческий анализ этого материала см.: Мамедова Ф. «История албан» Моисея Каланкатуйского как источник по общественному строю раннесредневековой Албании. Баку, 1977. С. 9–32. См. также: Тревер К.В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании. С. 12–14.
[24] Manandian J. Beitrage zur albanischen Ceschichte. Untersuchungen uber Moses den Utier (Kalan'katuaci). Lpz., 1897.
[25] Мовсес Каланкатуаци. Кн. I, гл. VII.
[26] Там же. Кн. I, гл. IX.
[27] Му‘джам ас-сафар ли-л-хафиз Аби Тахир Ахмад б. Мухаммад ас-Силафи. Тахкик ‘Абдаллах ал-Баруди. Дар ал-фикр, 1993. С. 349. См. также: Аликберов А.К. Мусульманская культура и образование в Баб ал-абвабе, Ширване и Арране в XI–XII вв. по сведениям «Му‘джам ас-сафар» Абу Тахира ас-Силафи // Дагестан и мусульманский Восток. Сб. статей. Отв. ред. А.К. Аликберов и В.О. Бобровников. М., 2010. С. 74–75.
[28] Мусульмане сначала сделали Джанзу административным центром всех своих кавказских владений, а затем устроили здесь наследственные поместья. Вероятно, «известные поместья, которые и до сих пор называются Халидийат», по имени отца арабского наместника на Кавказе, былы пожалованы Мухаммаду б. Халиду халифом ал-Мутаваккилем около 245/895 г., когда он уходил с должности наместника Арминийи. «Та’рих ал-Баб» поясняет, что именно в обмен на получение наследственных прав на Джанзу и поместья Мухаммад б. Халид добровольно отказался от своей высокой должности. См.: Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда. С. 47, 158.
[29] В «Му‘джам ас-сафар» ас-Силафи (ум. в 1080 г.) говорится о памятном месте, связанном с пребыванием в Джанзе сельджукского султана. Прежде всего, здесь отстроили большую пятничную мечеть, куда приезжали известные люди. В другом фрагменте текста сообщается о прибытии в Арран знаменитого Ибн Макулы: «Амир Абу Наср Ибн Макула ал-Хафиз ал-Багдади посетил соборную мечеть пограничной области (джами‘а сагр) из-за того, что султан со своим вазирем дошли до Арранийа». См.: Му‘джам ас-сафар ли-л-хафиз Аби Тахир Ахмад б. Мухаммад ас-Силафи. С. 131.
[30] Майсак Т.А. К публикации кавказско-албанских палимпсестов… С. 103.

.

ФЛНКА

Поделиться

Возможно Вам будут интересны:

Народы и языки Кавказской Албании - 4

Народы и языки Кавказской Албании - 3

Народы и языки Кавказской Албании - 2

Народы и языки Кавказской Албании

"Albania Caucasica" представили ИВ РАН

Комментарии (2)
Комментарий #2, дата: 31 октябрь 2015 19:01

До какого года можно ожидат БУКВАР на ЛЕЗГИНСКИМ яэыке с древно- алпанской буквами                                                                      Что мешает может запретили  может кто то уже освоил или другой народ потентовал международным комитете которых нет или бумаги нет может нашим учёным времни не хватает может их вобще нет у нас этих учёных АААААААААААА!! разрешение НЕ ДАЮТ?? Тогда надо у ГРАФИТОВ просить они быстро сделают. Народ который всё имеет при себе ходит без ничего                                                                                                  


Комментарий #1, дата: 16 октябрь 2015 15:36

Это наша общая история и возможно воссоединение нужно начинать с воссоздания алфавита и албанской письменности. 




Официальный сайт FLNKA.RU © 1999-2021 Все права защищены.

Российская Федерация, г. Москва

Федеральная лезгинская национально-культурная автономия