Федеральная лезгинская
национально-культурная автономия

Арчинцы раздора

В поисках "разрушителей единства Дагестана"

Перспективные и неперспективные

Начать я хотел с названия статьи Дибирова. Он считает, что я своей публикацией, ни много ни мало, покушаюсь на единство Дагестана! Оказывается, мои попытки, опирающиеся на авторитетные научные источники, выяснить историческое прошлое малочисленного арчинского народа могут привести к развалу Страны гор. Но, как видно это из контекста, он Дагестан перепутал с аварским народом, к которому приписаны 13 андо-цезских народов и упомянутые арчинцы. Судя по всему, распавшееся единство лезгинских народов он таким опасным явлением не посчитал. 

Правда, упомянул о нежелательности в целом «дробления» дагестанских языков и «тяжкой судьбе» агульских, рутульских и цахурских газет, которых, по его мнению, нужно и вовсе избавить от подобных мучений. Ему почему-то не кажется странным, что языки малочисленных народов вообще дожили до нашего времени, пройдя через горнило многих веков самостоятельного существования. Может, дело не в их «несостоятельности», а в искусственно созданных ограничениях, мешающих им развиваться в ногу со временем? 

Вообще-­то Дагестан в языковом отношении никогда не был единым, даже если рассматривать литературные или, как их назвал Дибиров, «перспективные» языки. Появление новых литературных языков это «единство» никак не может разрушить, но может сузить значение аварского и даргинского языков. Почему бы не называть вещи своими именами?!

Руки прочь от арчинцев?

В моей статье об арчинцах, которых он специально называет арчибцами (понятно, почему), речь идет о том, что искусственная «аваризация» арчинцев препятствует изучению этого уникального народа. Завершается статья следующими словами: «родство арчинцев с остальными лезгинскими народами должно привлечь специалистов-этнологов к проведению сравнительных исследований, что сулит множество новых научных открытий, а также поможет лучше понять особенности арчинцев».

Но Дибиров считает, что своей статьей я ставлю «задачу отделения арчибцев от аварцев». Автор не хочет видеть, что мои «козни» тут совсем не при чем. Арчинцев всегда считали самостоятельным народом со своим особым языком, но об этом ниже. Мой анализ ситуации, изложенный в статье, Дибиров намеренно преподносит как позицию ФЛНКА. Он это делает для того, чтобы придать теме политический оттенок и выставить меня и лезгинскую организацию, членом Совета которой я являюсь, ангажированными, ведь известно, что лучшая защита – это нападение.

Когда я читал статью Аслудина Дибирова, то невольно представлял его аккуратно переворачивающим страницы запыленных старых манускриптов, постоянно кашляющим и сморкающимся в платок. Ведь многое из того, что он описывал, давным-давно устарело, а многое и вовсе никогда не было господствующей точкой зрения в научном сообществе.Наука шагнула далеко вперед, но ее достижения Дибирову не по нраву, так как они разрушают уютный миф, в который он хочет погрузить и других людей, несведущих в поднятых им вопросах. Разберем подробнее отдельные опусы автора «изобличительной» статьи.

Языки или диалекты?

«…Становится модным тренд в сторону бесконечного дробления единства дагестанских языков, вплоть до того, что считавшийся прежде единым даргинский язык ныне московские языковеды предлагают дробить на 14 самостоятельных языков».

На самом деле тренд состоит не в дроблении, а в применении для всех идиомов (термин нейтральный относительно статуса «диалект/язык») одних и тех же процедур. То есть применение четких критериев к тому, что называть языком, а что диалектом.

Известно, что применение термина «диалект» или «язык» часто мотивировано не собственно лингвистическими различиями, а политическими соображениями. Так, например, диалекты китайского языка с лингвистической точки зрения являются довольно далекими (и уж точно не взаимопонимаемыми) языками, тогда как сербский, хорватский и боснийский языки тянут не больше, чем на разные диалекты (да и то с множеством оговорок, например, сербские диалекты в Боснии ближе к боснийскому и хорватским диалектам в Боснии, чем к сербским диалектам в Сербии). 

Здесь мы имеем дело с политически, культурно или религиозно обусловленным использованием терминов «язык» и «диалект». В нахско-дагестанских языках для разных ветвей семьи эти термины также используются немного по-разному.В частности, степень расхождения между некоторыми даргинскими диалектами не меньше, чем расхождение между андийскими языками, однако традиционно первые считаются диалектами, а вторые – языками.

Такое применение имеет право на существование, но лингвистам интересно выявить критерии, в соответствии с которыми термины «язык» и «диалект», по возможности, использовались бы для отражения степени реального расхождения/различия языков. Деление даргинского языка на 14 языков, упомянутое в статье Дибирова, как раз и представляет собой попытку применить подобные критерии.

В «Атласе кавказских языков» Ю. Б. Корякова (Институт языкознания РАН) в качестве такого критерия принята граница в 90% схождений в стословном списке наиболее устойчивой, или базисной, лексики (списке Сводеша, часто используемом методе оценки родства и степени расхождения языков, принятом в сравнительно-историческом языкознании). Если между какими-либо двумя идиомами в стословном списке обнаруживается 90 или больше процентов сходства, то такие идиомы считаются диалектами одного языка. Если же схождений меньше, то они считаются отдельными, хотя, может быть, и близкородственными, языками. 

Поскольку расхождение между, например, чирагским и акушинским диалектом составляет 67-70% в стословном списке, то по данному критерию они оказываются языками. Принятый в «Атласе» критерий, конечно, не является истиной в последней инстанции, можно искать и использовать другие способы оценки расхождения между родственными идиомами. Тут важно, однако, чтобы ко всем идиомам последовательно применялся один и тот же критерий. Тем самым «раздробление» языков не является самоцелью, оно является следствием последовательного применения одинаковых процедур ко всем языкам.

Если собственно языковые данные не дают такого основания, то никакого дробления не происходит. Стоит отметить и то, что нехорошие московские кавказоведы являются далеко не первыми, кто использует по отношению к речи разных даргинских селений и районов термин «язык». 

Так, один из самых выдающихся дагестанских лингвистов А. А. Магометов написал книгу «Кубачинский язык». Точка зрения о том, что кубачинский скорее следует именовать языком, была подтверждена им и много позже, уже в конце 1990-х годов (тезисы доклада «Статус кубачинской речи – язык или диалект» на десятом международном коллоквиуме Европейского общества кавказоведов). Другой крупный исследователь дагестанских языков С. М. Хайдаков написал книгу под названием «Даргинский и мегебский языки».

Специалист по даргинской диалектологии С. М. Темирбулатова в книге «Хайдакский диалект даргинского языка» также останавливается на статусе кайтагской речи. В частности, отмечая степень расхождений между даргинским литературным языком и кайтагской речью, она признает вполне правомерным использование по отношению к кайтагскому термина «язык» (хотя сама и продолжает использовать более устоявшийся к настоящему времени термин «диалект»).

Наконец, ведущий исследователь даргинского языка М. С. М. Мусаев в своей докторской диссертации пришел к выводу о том, что «в строго социолингвистическом плане кубачинский, кайтагский и чирагский идиомы даргинского ареала можно считать близкородственными самостоятельными языками даргинской группы дагестанских языков».

Рухнувшая гипотеза

«В этом же ряду стоит отрицание определенной группой языковедов самого существования иберийско­-кавказской семьи языков».

Иберийско-кавказская гипотеза о родстве языков Кавказа действительно в определенное время принималась как верная. В настоящее время она в целом отвергнута, причем не только московскими, но и западными кавказоведами. Многие дагестанские коллеги, по-видимому, тоже согласятся с такой точкой зрения. Единственным местом, где иберийско­-кавказская гипотеза до сих пор принимается безоговорочно, – это Грузия, очевидно, в силу высочайшего авторитета А. С. Чикобава. 

Тем самым в целом будет верным сказать, что на современном этапе развития сравнительно¬исторического кавказоведения иберийско­-кавказская гипотеза принимается (а не отрицается) лишь определенной группой кавказоведов. Стоит еще отметить, что отрицание иберийско­-кавказской семьи происходит не голословно, а на основании предъявленных научных аргументов. Любой защитник иберийско­-кавказской гипотезы может ознакомиться с аргументами против неё и предъявить контраргументы. Наоборот, за последние 20-30 лет, кажется, не было предъявлено ни новых аргументов в пользу иберийско-­кавказской гипотезы, ни ответов на аргументы против нее.

«Имперцы» и «ассимиляторы»

«Эту группу по их взглядам можно назвать последователями «имперской» школы лингвистов – своего рода последователей П. К. Услара, научная деятельность которых подчинена политическим интересам…». 

Мне неизвестно ничего о политических интересах в лингвистической работе П. К. Услара. Можно только сказать, что П. К. Услар является автором грамматик нескольких кавказских языков, написанных на высочайшем уровне и сохраняющих свое значение до сих пор. Именно благодаря ему и еще нескольким лингвистам мы имеем достоверное представление о лексике и грамматике ряда дагестанских языков в XIX-м веке. При чем же здесь «имперская» школа? Как кажется, «имперскими» тут как раз являются попытки отрицать языковое своеобразие арчинцев, андийцев, цезов и пр. и подгонка всех под один шаблон.

«…А их основной задачей в дагестанском языковедении видится раздробление и последующая ассимиляция более или менее перспективных дагестанских языков с последующей языковой, этнической и религиозной ассимиляцией их носителей».

До чего масштабные задачи ставит себе небольшая группа московских лингвистов! Только почему-то они совсем не укладываются в их научную деятельность, заключающуюся в скрупулезной документации и сохранении разных диалектов и говоров. О какой ассимиляции тут можно говорить? Ассимиляцией занимаются те, кто говорит, что диалекты, а точнее даже отдельные языки не имеют права на существование.

«Аварская группа» и другие манипуляции

«Аварскому языку непосредственно родственны более десятка языков, которые один из наиболее известных исследователей дагестанских языков, Е. А. Бокарев, объединял в «аварскую группу» языков, понимая под ними аварский, андийский и цезские языки. В последующем сторонники все того же метода дальнейшего дробления дагестанского этнокультурного единства настояли на довольно сложном и спорном термине «аваро­-андо-цезские языки», а этот термин теперь уже явными и открытыми аварофобами был разбит на два отдельных – «аварский язык» и «андо-цезские языки».

В первую очередь надо сказать, что все названия являются условными, так как их суть от этого не меняется. От того, что кто­-то называет группу языков «аварской», «аваро­-андо-цезской» (или еще как-­нибудь) языки, входящие в нее, не становятся ни ближе, ни дальше друг другу. Стоит остановиться и на том, что А. Дибиров, рисующий живописную картину разрушения «аварской группы языков», немного передергивает факты. На самом деле, у Е.А. Бокарева, которому приписывается исконно правильное название «аварская группа», на самом деле сказано так: «К аварской, или аваро­-андо-цезской, группе относятся …» (с. 5 указанной в статье Дибирова работы: Е.А. Бокарев Введение в сравнительно¬историческое изучение дагестанских языков. Махачкала, 1961). 

Получается, что термин «аваро­-андо-цезские языки» не был выдуман врагами Дагестана и аварцев позже, а использовался одновременно и даже раньше. Более того, термин «аварская группа» используется только в самом начале книги в приведенной выше цитате, тогда как в качестве основного в работе Е. А. Бокарева используется именно термин «аваро­-андо-цезские языки». Название «аваро-­андо-цезская» используется также и Г. А. Климовым (который в статье А. Дибирова именуется А. Г. Климовым). Т. Е. Гудава тоже говорит об «аваро­-андийско-дидойской» группе (Т. Е. Гудава. Консонантизм андийских языков. Тбилиси, 1964. С. 1). 

Таким образом, название «аварская группа» в научной литературе используется крайне редко, возможно, только Е. А. Бокаревым (да и тем только один раз). Все же остальные кавказоведы, и до Бокарева и после него, используют название «аваро-­андо-цезская/дидойская». Наконец, общепринятым является деление всей «аварской» группы на аваро­-андийские и цезские языки. Кажется, нет ни одного ученого­-кавказоведа, который бы делил данную группу на аварский и андо-цезские языки. «Разбиение терминов» и здесь не является работой по разрушению аварского языка, а опять же представляет собой результат научного анализа родства этих языков.

Андийские языки ближе друг к другу, чем к аварскому или любому из цезских. Андийские языки ближе к аварскому, чем к цезским. Аваро-андийская ветвь ближе к цезским, чем к другим дагестанским. Название «андо-цезские» языки или народности иногда можно встретить (например, у А. А. Бокарева в «Очерке грамматики чамалинского языка» или акад. РАН Г. Г. Гамзатова, но там оно, как кажется, используется в собирательном значении «андийские и цезские языки», и ему не придается генеалогического значения особенной степени близости андийских и цезских языков в противовес аварскому.

Касательно рассуждений Дибирова о месте арчинского языка, следует сказать, что ни П. К. Услар, ни А. Дирр не являются специалистами по сравнительно-историческому языкознанию. Более того, они и не говорят о родстве языков. П. К. Услар сообщает только о сходстве фонетических систем, что, в принципе, не является показательным: известно, что контактирующие неродственные языки могут быть более сходны друг с другом, чем со своими родственниками, с которыми они не находятся в контакте. А. Дирр говорит о «влиянии» аварского на арчинский, что вообще говоря, подразумевает, что сходство между арчинским и аварским является не следствием их генетической близости. Авторитетные Н. Трубецкой и Ж. Дюмезиль не причисляют арчинский к «аварской группе».

Закатальский диалект не аварский?

Научным взглядам Е. А. Бокарева Дибиров дал собственную, нужную ему трактовку: «…фиксирует наличие у арчибского языка признаков как аварской, так и лезгинской групп, а также явное влияние лакского языка, сам, скорее, склоняясь к его принадлежности к лезгинской группе, хотя он свое мнение аргументированно и не подкрепляет, ограничиваясь эмоционально­ категоричным утверждением».

Но в том­-то и дело, что Бокарев не «скорее склонялся», а очень четко включал арчинский язык в лезгинскую группу. Кроме того, Бокарев как раз подкрепляет свое мнение аргументацией, показывая, что по основным процессам в исторической фонетике арчинский сходится с лезгинскими языками, а не с аваро-­андо-цезскими.

Самое любимое «доказательство» принадлежности арчинского языка к «аварской» группе – наличие латералов в них. Таким образом, получается, что арчинский не может быть отнесен к лезгинским языкам, так как в них латеральные звуки отсутствуют. Однако никем не оспаривается, что в пралезгинском (к которому восходят все лезгинские языки, включая арчинский) были латералы (об этом, в частности, пишут Е. А. Бокарев и С. А. Старостин).

Более того, их можно реконструировать и без арчинского, по данным других языков лезгинской группы, потому что в других лезгинских есть ряды соответствий, не сводимые к другим звукам. Так, например, соответствие лезг. кь ~ аг. кI ~ таб. кI (кьин ~ кIес ~ йикIуз ‘умирать’) не сводится к соответствиям звуков кь или кI и, следовательно, обсуждаемый ряд соответствий в современных восточнолезгинских представляет собой рефлексы какого-то другого звука. 

По закономерным соответствиям с арчинским и другими нахско-дагестанскими можно заключить, что это был латерал. Во всех языках лезгинской группы, кроме арчинского, они исчезли, а в арчинском сохранились. Исключать же арчинский язык из лезгинской группы только на основании латеральных звуков – это примерно то же самое, что исключать закатальские аварские говоры из аварского (и вообще из аваро­-андо-цезской группы) на том основании, что и в них латералы также исчезли. 

Инновации-перевертыши

«Таким образом, мы видим, что принадлежность арчибского языка к лезгинской группе языков оспаривается признанными языковедами, исследующими кавказские языки. Более того, многие из них утверждают, что арчибский язык тяготеет именно к аварской группе языков, а те особенности, которые сближают его с лезгинскими языками, имеют характер «инноваций».

Что именно Дибиров подразумевал под инновациями, понять сложно. А еще сложнее понять, почему инновации, которые возникли как у арчинского, так и у остальных лезгинских языков, разделяют их. По сути, доказательство близкого родства он превратил в аргумент, его опровергающий! Дело в том, что лезгинские языки на определенном историческом этапе, после своего отделения от остальных нахско-дагестанских языков претерпели изменения и обогатились инновациями, которые и сближают их друг с другом.

В этом отношении арчинский язык не может тяготеть к «аварской» группе языков, с которыми у него не может быть таких инноваций. Абсолютное большинство лингвистов в настоящее время относят арчинский язык к лезгинской группе. Есть сомневающиеся (в рамках нормального рабочего процесса выдвижения разных гипотез), но нет ни одной современной научной работы, оспаривающей существующее положение.

Чикобава – наше всё?

«В этой связи возникает вопрос: является ли никому неизвестные журналисты и публицисты с узко-национальным мышлением (о них речь пойдет ниже) более признанными авторитетами в области языковедения, нежели А. С. Чикобава, чтобы категорично утверждать о принадлежности арчибского языка к лезгинским и, более того, устраивать нападки на сотрудников Института языка, литературы и искусства, которые также утверждают, что основные характеристики арчибского языка сближают его с аварской группой языков?».

Справедливости ради следует отметить, что точки зрения принадлежности арчинского языка к лезгинской ветви нахско-дагестанской семьи придерживаются не только «никому неизвестные журналисты и публицисты с узко-национальным мышлением», но и лингвисты, являющиеся не менее крупными кавказоведами, чем А. С. Чикобава.

Обсуждение точки зрения Е. А. Бокарева см. выше. Г. А. Климов писал следующее: «Наряду с общепринятым ныне признанием принадлежности арчинского языка к числу лезгинских, у него усматривают определенные связи и с более северными подгруппами нахско-дагестанских языков – аваро-андо-цезской и лакско-даргинской» (см. Введение в кавказское языкознание. М. 1986. С. 83).

Автор единственной существующей на настоящий момент последовательной сравнительно-исторической реконструкции лексического фонда нахско-дагестанских языков С. А. Старостин также относит арчинский язык к лезгинской группе (см. S.L. Nikolayev and S.A. Starostin. A North Caucasian Etymological Dictionary. Moscow, 1994).

В своей книге «Вопросы сравнительно-исторической грамматики лезгинских языков» (Москва, 1985) М. Е. Алексеев придерживается той же точки зрения. Научные работы западных исследователей нахско-дагестанских языков Джоханны Николс, Вольфганга Шульце, Бернарда Комри и ныне покойных Р. Смеетса и Х. ван ден Берг также не оставляют сомнения в том, что в рамках нахско-дагестанской семьи они относят арчинский язык к лезгинской ветви.

Ю.Б. Коряков (Атлас кавказских языков, 2006) и А.С. Касьян (см., например, его недавнюю статью в журнале «Вопросы языкового родства», № 11, 2014 – стр.63-80) по всем канонам сравнительно¬исторического языкознания провели лексико-статистические подсчеты, в соответствии с которыми арчинский все же входит в лезгинскую группу.

Как нельзя сравнивать

Что касается импровизированного списка сходств аварского и арчинского языков, то это чистой воды дилетантство. Во­-первых, никто не сравнивает языки по сходству их современного звучания. Родство доказывается общностью происходивших фонетических процессов и восстанавливаемым общим лексическим фондом.

Во­-вторых, при реконструкции родства используется не любая лексика, а только исконная, то есть заимствования в таких исследованиях не учитываются. Здесь же наблюдается полный хаос. 

Приводятся и явные заимствования из аварского в арчинский, например, бахIарчи (в принципе, все арчинские слова с хI и гI являются заимствованиями: либо из аварского, либо из арабского, потому что исконные фарингальные согласные в арчинском исчезли); и общие заимствования в аварский и арчинский из третьего языка, например, чут (пара) и ланда (рубанок) из персидского; и слова нахско-дагестанского происхождения, звучащие схоже в аварском и арчинском, например, арси, нисо (однако слова того же происхождения с похожим звучанием и значением есть также в даргинском, лакском и в других дагестанских).

Нелюбовь к социолингвистике

Очень странным и непонятным является копошение Дибирова в комментариях, размещенных под статьей об арчинцах. Как вообще это можно рассматривать в качестве объекта для критики? Однако исследование Н. Р. Добрушиной, материалы которого я приводил в статье, и вовсе задели Дибирова за живое. Обширный полевой материал, собранный ею, достаточно выпукло показывает социолингвистические особенности арчинцев, которые Дибиров просто отказывается воспринимать. 

Но какое отношение к науке могут иметь личные предпочтения? Добрушина последовательно и очень аргументированно развеяла миф о широком распространении аварского языка у арчинцев в 19 – начале 20 вв. Овладение аварской грамотой отдельными представителями арчинского народа (факты, которые еще нуждаются в тщательной научной проверке) в более раннем периоде Дибиров выдает за аргументы тесных языковых связей с аварцами, якобы опровергающие выводы Добрушиной. 

Переход на личности, который происходит в отношении нее, зеркальным образом отражает личные подходы Дибирова к этой проблематике. Свою тенденциозность он пытается перенести на исследования Добрушиной. Чего стоит одно его выражение: «Это эпохальное открытие… привело Добрушину в восторг», и она на основе этого «открытия» сделала далеко идущие и провокационные, разжигающие межнациональную рознь выводы».

Кто дилетант, Дибиров или Абдулатипов?

В конце своей статьи Дибиров делает следующий вывод: «без учета социально­-демографических реалий попытки оживить функционально депрессивные языки или наделить языки ранее несвойственными им функциями вряд ли окажутся эффективными и перспективными». 

Страшные вещи, однако. С точки зрения русского языка все остальные дагестанские языки также уверенно попадают в эту в категорию «функционально депрессивных». Непонятно, как Дибиров воспринимает тот факт, что все «народные» языки Дагестана (которых насчитали то ли 28, то ли 32) должны будут по замыслу Главы республики Рамазана Абдулатипова получить статус государственных.

Неужели он не согласится с авторитетом не только руководителя Дагестана, но и известного ученого, бывшего министра по делам национальностей, наконец? Или он его тоже считает дилетантом? Кто¬то может такую концовку назвать ударом ниже пояса, но мне кажется, что я ответил Дибирову на его языке.

Амиль Саркаров

Федеральная газета «Настоящее время»

Дайджест